Часть девятая. "Война" Тот, кто внимательно смотрит Лошадиную энциклопедию, помнит, безусловно, имяШевалье Де Нестьера - основателя подлинной высокой школы верховой езды, так называемой От Эколь. Как-то в присутствии всего двора Людовик XIV, испытывающий чистые лингвистические трудности в разговоре с голландским принцем, обратился к Де Нестьеру, с просьбой перевести слово "кавалерист". "Нужен точный перевод" - осведомился Де Нестьер. "Да. Предельно точный" - сказал король. "Перевожу. Предельно точно. Кавалерист - это человек, которого близко нельзя подпускать к лошади" - как всегда, блистательно, ответил Де Нестьер. В одной фразе ему удалось суммировать все презрение мастеров тончайшей работы с лошадьми, настоящих всадников, к кавалеристам, отличительной чертой которых была не только запредельная грубость с отношениями с лошадьми, но и практически полное не умение ездить верхом. Звучит парадоксально, звучит невероятно. Но возьмем Евангелие кавалеристов - знаменитую книгу господина Де Брака "Аванпосты легкой кавалерии". Откроем главу "Раны и травмы кавалеристов", если не ошибаюсь, в русском переводе это страница 448, но она еще и заложена. Первое, что мы увидим, первая травма кавалеристов - ушибы ядер. Ядер. "Болезнь, весьма часто встречающаяся между кавалеристами, почти всегда бывает следствием сильного давления на ядра или ударов ими по седлу. Становится понятным? о каких ядрах идет речь. И это блестящая гусарская наполеоновская кавалерия. Подняв документы той поры, можно найти удивительные рекомендации кавалеристу, в качестве обязательной личной экипировки рекомендован так называемый суспензориум, грубо говоря, бандаж. Далее цитирую по памяти: "Это верное средство предохранить деликатные органы от помятия при сильных движениях лошади". Боже мой, ну насколько же надо не уметь ездить верхом, чтобы получать такие травмы или думать, как от них предохраниться. Кавалеристы. Лошадь на протяжении всех веков человеческой истории была непременным атрибутом войны. Почти 40 веков война была абсолютно немыслима без лошади. Впрочем, практически все связанное с ее участием во всех войнах всех эпох и народов нифагализировалось, идеализировалось, романтизировалось и позже кинематографизировалось. Человечество создавало мифы, красивые мифы об удали кавалерии, такие же красивые мифы об эффективности и красоте лошади на войне, о конных поединках. В числе прочих мифов стоит отметить и рассмотреть один из самых эффектных и живучих - миф о благородстве человека, который пытался защитить военную лошадь, изобретая для нее в разные эпохи разные защитные доспехи. В действительности все было совсем не так. Как бы великолепно не было это железо, как бы романтична не была эта экспозиция, но эта экспозиция, лучшее доказательство того, что лошадь защитить на самом деле невозможно. Дело в том, что ничем не возможно, не сковывая ее движений, защитить ноги лошади. А ноги лошади являются супер уязвимым место. Достаточно любого удара по любому месту. Здесь нет мышц, здесь нет мяса, здесь нет ни чего того, что можно было бы травмировать. Здесь сухожилие: сухожилие сгибателя и разгибателя, здесь основная поддерживающая связка. Здесь кости, здесь суставы и суставные сумки. Все. Удар копьем или мечом, или алебардой, или палкой, или бревном, или камнем, чем угодно, по любому месту делало лошадь хромой и делало лошадь абсолютно непригодной ни к бою, ни к дальнейшему существованию. Ну, легко себе представить, сколько здесь скапливалось пота и как это железо постоянным прикосновением и гранями соприкосновения с кожей, вот своими сочленениями, как оно могло травмировать, в сочетании с жарой, потом, мухами и продолжением раздражения той же самой раны, конечно, приводило к ранам, подобным пролежням. Многие мерзавцы-генералы, из тех, что отправляли кавалерийские части в бой, где лошади мгновенно превращались в кровавое мясо, очень бы хотели поговорить об этом, поговорить с генеральской идиотской гордостью и восторгом. Но вспоминать стоит лишь удивительные по своей откровенности слова Наполеона Шарля Дю Бонапарта, которые он, строивший на лошадиной крови свою стратегию и тактику, говорил о лошади: "Что? Да. Лошадь? Вы, верно, насмотрелись вранья на картинах Жерехо и Давида. Там нет ничего общего с действительностью. Как известно, лучшая боевая лошадь, это та, которая умеет страдать наиболее долгое время. Господь Бог, что ты не доделал в лошади? Меня бесит то, что лошади используют любой пустяковый предлог, чтобы умереть. Да, они все время умирают. Они умирают на марше, они умирают на поле боя, они умирают на квартирах, на биваках, а, умирая, они лишают меня моей кавалерии. Пятьдесят тысяч лошадей я оставил гнить в Испании, пятьдесят тысяч - в Польше и Австрии". Он, конечно, откровенен, настолько откровенен, насколько может быть откровенен человек, которому безразлична судьба лошади и лошадей. Но обратимся к тому, что нам известно очень хорошо. Наполеон вторгся в Россию, к примеру, имея около полумиллиона лошадей. Это не только кавалерия. Разумеется, тут и обозы, и патронные, и орудийные, и провиантские фуры и лошади артиллерии и еще множество служб. К концу войны у него едва оставалось, несмотря на все постоянные обновления и прибытия лошадей из Франции, Италии и Польши, около тридцати тысяч лошадей. Примерно такие же цифры в русской армии: около полумиллиона в начале войны и несколько десятков тысяч в конце. В переводе с языка скучных цифр истории - это означает, что дороги и поля России были завалены миллионом лошадиных трупов, и лишь немногая часть из этих лошадей была убита в боях. Большинство лошадей, пораженные лишаями, вшами, чесоткой, мокрецами, страшными гноящимися ранами от плохо подогнанных седел и сбруи, умирали долго и мучительно под снегом, дождями в непролазной грязи. Ведь война состоит, в основном, из походов по грязи, биваков грязи и тому подобных не романтических подробностей. Хотя и боевые потери тоже были огромны и страшны. "Лошадь - это враг, если она везет врага и строевой приказ великой армии совершенно однозначен: пулями и картечью по лошадям, в первую очередь по лошадям. Они - лучшая мишень, чем их всадники. Мне жаль их, конечно, но буду откровенен: при Йене мои гринодеры шли в атаку, путаясь в лошадиных кишках. Перед ними лежали тысячи поверженных лошадей русской кавалерии. Смерть этих лошадей была смертью кавалерии, которая поимела наглость называть себя лучшей в Европе, и я был в восторге. Лошадям нет дела до Франции, лошадям нет дела до меня, лошади не имеют родины и не хотят за нее сражаться. Впрочем, иногда мне становиться не по себе от их взгляда. Что касается приказа бить в первую очередь по лошадям, то этот приказ был не только в великой армии. Этот приказ отдавался практически во всех армиях мира, с тех пор как в этих армиях появилась кавалерия. В первую очередь били по лошади, поскольку она была наиболее удобной, наиболее более крупной, наиболее перспективной, скажем так, мишенью. Cтрашно и опасно было поранение шеи. Дело в том, что здесь, вследствие сабельных ударов, разрушались главнейшие мышцы, разрушалась ивыйная связка, и сератус цервикус, которая обеспечивала возможность лошади сгибать шею, опускать шею и поднимать шею. А в случае нападения снизу, нападения пехоты, обычно страдал бронхоцефаликус и стерноцефаликус, но кроме всего прочего, поражение приходилось и на яремную вену тоже. Это типичнейшее следствие, того, что в кавалерии седла были типовыми, а спины у лошадей были разными и при надевании такого седла, типового седла, скажем так, на не очень типичную спину, холка немедленно сбивалась, поскольку седло не снималось очень по долгу, а лошадь была уже привычна к любой боли. Отупевшая от боли, голодная, она шла и шла, потому что деваться ей было некуда. И вот этот вариант практически до пролежней, был тоже очень характерен для кавалерийской лошади. Великий ветеринар Жанжот То Мири, писал, что большинство лошадей падало и умирало не столько от ран, причиненных неприятелем, сколько от ран, причиненных неправильной или халтурной, или обыденной подгонкой сбруи. Еще одним, типичнейшим видом травм военной лошади - это было отсечение ее ушей. Уши отсекались самим же кавалеристом в момент ажитации атаки. Сидели кавалеристы плохо, и стоило лошади дернуться: все - уха нет. Самое, что смешное, что и в прусской и венгерской кавалерии, еще в 19 веке, было принято привинтивное отсечение ушей. В мирное время так лошадей готовили к военной службе. Делалось это для того, что бы, если ухо отсекается в момент боя, то, чтобы кровью ей не залило глаза и лошадь не испытала бы болевого шока. Это след от подпруги. Дело в том, что как не снималось месяцами, порой, со спины седло, в очень многих армиях мира и Европы, точно так же естественно не расстегивалась подпруга. А поскольку лошадь все время, то потела, то высыхала, то набиралась грязи, то попадала под дождь, подпруга дубела и стирала это практически до мяса. Причем мы не забываем, что имеем дело с кавалерийской лошадью, с лошадью, которая прошла много маршей и походов, поэтому пораженность ног мокрецами была абсолютно повальная. Вот так вот выглядели восходящие мокрецы. Надо понимать, что здесь, вот здесь вот у лошади, вот эти местечки отличаются необыкновенной мягкостью и нежностью. Иначе копыто не имело бы возможности так эластично и свободно двигаться и достаточно любой ранки, любой трещинки, чтобы немедленно, при отсутствии антибиотиков, при полевых условиях, при условиях абсолютной постоянной жестокой грязи, в которой передвигались военные лошади, эти мокрецы начинали бы свое отечное, страшное восхождение наверх. Это было у 99 % кавалерийских лошадей. Если вы хотите представить себе, как выглядела кавалерийская лошадь, вспомните, прежде всего, вот это. Это, как раз, очень типичное поражение, которое могло причинить либо ядро малого калибра, потому что, ядро большого калибра просто размазало бы лошадь, либо тяжелая мушкетная пуля, либо тяжелая пуля из пищали или из куливридны. Я должен вам сказать, что, за исключением, вот этих страшных картечных поранений, за исключением вот этого ранения, причиненного крупнокалиберным орудием того времени, ни одна из этих ран не считалась дисквалификационной, лошадь не уходила из строя, и не прекращала свою кавалерийскую, грубо говоря, функцию. Существует и еще один миф о кавалерии, будто бы фигуры высшей школы, школьные прыжки и писсады, лансады были боевыми фигурами, и были изобретены для войны. Глупость несусветная, но к этому я еще вернусь. Речь о другом. Миф о кавалерийской атаке и всемогуществе этой атаки. И это опять таки миф. Тридцать веков назад. Было изобретено устройство, делающее любую кавалерийскую атаку почти бессмысленной и гибельной для атакующего. Когда-то я нашел гравюру с удивительным изображением и с не менее странной надписью. На гравюре подвешенный за что-то господин, рядом его ослик с двумя корзинами, а здесь рассыпаны страннейшие штуковины и надпись: "Смерть флориста". Я, честно говоря, недоумевал по поводу этой гравюры: почему флорист и почему такая страшная смерть, быть подвешенным за половые органы. Чем виноват флорист? Удалось выяснить в этой кузнице, удалось точно воссоздать ту самую штуку, которая по-испански называлась эспина, а по-французски называлась цветок хроматы, от этого от этого, от цветка - флеир, разумеется, и флорист. Ту самую штуку, которая, практически нейтрализовывала действие любой вражеской кавалерии. Если вы думаете, что кавалерийские сражения выигрывала пехота, или аркебузиры, или арибардисты, лучники, или копейщики, или арбалетчики, то вы ошибаетесь. Кавалерийские сражения выигрывали вот такие вот мерзавцы, которые в нужном месте и в нужное время расставляли и рассыпали вот эти вот эспины. Эспина, как ее не брось, она всегда встанет шипом вверх. Всегда, исключений нет. Действовала эта штука страшно. Когда лошадь напарывалась копытом на незаметную в траве, одну из граней, одно из жал этой эспины, колючки - жало колючки протыкало копыто на сквозь, до самых костей. А затем, поскольку лошадь не могла остановиться и начать жаловаться, что у нее болит нога, ее гнали вперед шпорами, колючка проворачивалась, и в копыто втыкался и второй шип тоже, окончательно разворачивая его и превращая лошадь практически в мертвеца, потому что лошадь не в состоянии жить без копыт. Делали это "цветочники", и в отношении их ни какой пощады быть не могло. Для того, что бы выполнять это военное ремесло, нужно было обладать определенным мужеством, хотя ремесло конечно, скотское. В хранилище Эрмитажа тоже есть, наряду с прочими потрясающими вещами и сокровищами, есть целый набор этих эспин. Здесь в Эрмитаже есть все виды, практически все виды эспин. Тут трудно датировать, трудно определить, трудно отнести к какой-то стране, это могла быть и Германия, и Франция, и Польша, и Россия, и да кто угодно. Все пользовались этим. Это было основным способом победы над вражеской кавалерией. У среднего проходимца-цветочника корзины, две корзины, которые вешались с одной и с другой стороны от ослика, были набиты эспинами. Там помещалось до пятисот - восьмисот штук. А когда битва заканчивалась, то эта мразь выходила снова на поле, бродила между убитыми людьми и умирающими лошадьми, ведя в поводу своих осликов, с корзинками и еще живым лошадям обрубали ноги с копытами, с теми самыми копытами, в которые были вбиты эспины. Цветочникам это было необходимо для отчетности. Потому что, предъявив этот кусок ноги с вбитой эспиной, они получали за каждую уничтоженную лошадь свои деньги. По-другому они доказать свои ратные успехи не могли. В действительности не было блестящих киношных атак и эффектных поединков. Были лишь, быстрее или медленнее перемещающиеся орды измученных завшивленных, облишаенных, голодных лошадей. Даже в цивилизованных армиях не было такого понятия, как аритмия движения или хромота. Лошадь двигалась до тех пор, пока она могла двигаться, в не зависимости от того хромой она была или нет. История знает сотни примеров, как кавалеристы вырезали собственных лошадей тысячами, чтоб те не доставались неприятелям. А наполеоновской блестящей армии существовал прямой приказ расстреливать взятых в плен лошадей противника, если те проявили любое непокорство или запасы фуража не позволяют ими воспользоваться. Последний крупный кавалерийский бой в мировой истории произошел неподалеку отсюда. В 41 году, под Москвой, у деревни Музино. Немецкая 106 дивизия, поддерживаемая 107 подполком, ожидала приказа к наступлению и в этот момент на них рванули кавалеристы 44 кавалерийской дивизии Красной Армии. Галопом, шашки наголо. На расстоянии в тысячу ярдов немцы открыли огонь из пушек и пулеметов. По свидетельству очевидца, за шесть минут были убиты две тысячи лошадей. Около тридцати, истекающих кровью, лошадей достигли немецких позиций, где уже были расстреляны в упор из винтовок и автоматов. Немцы в бою у деревни Музино не потеряли не единого человека. Фамилия идиота, отдавшего 44 дивизии приказ наступать, мне представляется не существенной. В мировой истории кавалерии таких идиотов было очень много.
Главная страница 
