Я спокойно стоял. Вивиен закрыл за мной дверь и сел в пустое кресло слева, очутившись почти вне моего поля зрения. Он элегантно забросил ногу на ногу и лениво поддернул брючину на колене. Онслоу с неудовольствием наб- людал за ним. - Проваливай, - сказал он. Вивиен промолвил в ответ, намеренно растягивая слова: - Друг мой, я могу объявить масть, но ты не имеешь права перебить ее. В комнате находилось еще несколько свободных стульев, в беспорядке отодвинутых от стола. Я неторопливо уселся на один из них, старательно под- ражая Вивиену, воспроизвел ритуал закладывания ноги на ногу, надеясь непри- нужденным поведением разрядить обстановку и приблизить атмосферу боксерско- го ринга к атмосфере конференц-зала. Злобный взгляд Онслоу убедил меня, что я не особенно преуспел. Онслоу и Глитберг в течение многих лет применяли весьма эффективную жульническую комбинацию, присваивая миллионы фунтов из карманов налогопла- тельщиков. Подобно всем грандиозным аферам, их афера осуществлялись на бу- маге. Дела шли успешно, учитывая, что Глитберг работал в отделе проектиро- вания в городском совете, а Онслоу в отделе строительства и эксплуатации. Они просто выдумали множество зданий - офисов, квартир и жилых микрорай- онов. После того как муниципальный совет одобрял строительство в принципе, Глитберг, в рамках своих служебных обязанностей, объявлял конкурс заявок от подрядчиков. Самые выгодные предложения часто поступали от фирмы под назва- нием "Нэшнл констракшн (Уессекс) Лимитед", и совет без колебаний поручал ей строительство. "Нэшнл констракшн (Уессекс) Лимитед" существовала только в виде роскошно оформленных фирменных бланков. Утвержденные здания никогда не были построены. Огромные суммы выделялись и выплачивались "Нэшнл констракшн (Уессекс) Лимитед", и поступали регулярные отчеты о продвижении строитель- ства, поскольку Глитберг из отдела проектирования постоянно проводил про- верки. В какой-то момент здания принимали как готовые к заселению, и тогда подключался отдел эксплуатации. Сотрудники Онслоу производили техническое обслуживание реально существующих домов, а Онслоу заодно запрашивал колос- сальные суммы на содержание хорошо задокуметированного вымысла. Вся канцелярская работа выполнялась безукоризненно. Составлялась пол- ная отчетность по доходам, поступавшим из вымышленных зданий, и коммуналь- ным платежам, которые якобы перечисляли несуществующие владельцы недвижи- мости. Но так как все городские советы считали в порядке вещей, что муници- пальные здания нуждаются в значительных субсидиях, то постоянное расхожде- ние доходов и расходов казалось естественным. Как многие крупные мошенничества, это открылось случайно. Ибо я слу- чайно копнул чуть глубже дела одного мелкого исполнителя, которому достава- лись лишь жалкие крохи с барского стола. Члены городского совета, когда я сообщил им о надувательстве, отказы- вались верить. До тех пор, пока не произвели тщательный осмотр своей соб- ственности и не увидели сорную траву на тех участках, где, по идее, давно закончилось строительство (сполна оплаченное ими же) шестиэтажного многок- вартирного дома для малообеспеченных семей, микрорайона коттеджей для оди- ноких пенсионеров, двух улиц односемейных бунгало с общей стеной для от- ставных военных и инвалидов и много чего еще. Очевидно, слепота нескольких членов совета была куплена, но факт дачи взятки доказать трудно. Совет, публично опозоренный, не простил меня. Глит- берг и Онслоу, понимавшие, что обман не может длиться вечно, уже готовились тихо исчезнуть, когда однажды воскресным днем к ним нагрянула полиция. И они тоже меня не простили. При общем трепетном отношении двух проходимцев к мелочам ни один из них не сделал ошибки, начав жить не по средствам. Похищенные огромные день- ги годами утекали с банковского счета "Нэшнл констракшн (Уессекс) Лимитед" ручейком чеков и наличных в суммах, размеры которых не вызывали подозрений в банке, а затем, по-видимому, просто растворялись в воздухе. Каждый украл свыше миллиона, и ни фунта из этих денег не обнаружили. - Чего бы ты ни хотел от нас, - заявил Глитберг, - ты не получишь ничего. - Ты опасен для нас, - сказал Коннат Павис. - И тебя прихлопнут, как осу, - добавил Онслоу. Я посмотрел на их лица. Пухлые и гладкие лица людей, не привыкших се- бе ни в чем отказывать, и у всех троих был колючий, настороженный взгляд виноватых: Коннат Павис со своим искусственным загаром и прилизанными воло- сами походил на преуспевающего дельца из Сити. Плотного телосложения; в темно-синем костюме в тонкую полоску и светло-сером шелковом галстуке. Его окружала аура силы и процветания без тени намека на то, что ему приходилось дышать воздухом тюремной камеры и выносить парашу по утрам. Представить Онслоу в заключении было намного легче. Куполообразная лысина в венчике довольно светлых волос, падавших на воротник. Толстая шея, здоровенные плечи, руки словно бейсбольные рукавицы. Грубый, жестокий чело- век, выговор которого свидетельствовал о том, что он вырос в мире, не имев- шем ничего общего с Коннатом Пависом. Глитберг, в очках, с короткими седеющими густыми космами и полосками распушенных седых бакенбардов, делавших его похожим на некоторые виды при- матов. Если Коннат Павис являлся олицетворением власти, Онслоу - мускулов, Глитберг был воплощением злобы. - Вы уже пытались? - осведомился я. - Что пытались? - переспросил Онслоу. - Прихлопнуть. Они, все трое, уставились ничего не выражавшими взглядами на неведо- мую точку в пространстве, где-то между Вивиеном и мною. - Кто-то попытался, - продолжил я. Коннат Павис едва заметно улыб- нулся. - Как бы мы ни поступили или же намеревались поступить с тобой, - сказал он, - мы не настолько безумны, чтобы признать это при свидетеле. - Ты будешь в страхе оглядываться через плечо до конца жизни, - удовлетворенно пообещал Глитберг. - Не подходи близко к строительным площадкам темной ночью, - пре- достерег Онслоу. - Это тебе подарок - бесплатный дружеский совет. - Как насчет яхт темной ночью? - спросил я. - Больших океанских яхт. Я тотчас пожалел, что упомянул об этом. Недружелюбное выражение на трех лицах сменилось откровенной угрозой, и в комнате стало очень тихо. Ти- шину нарушил голос Вивиена, непринужденный и тягучий. - Ро... не пора ли нам выпить? Он не спеша поднялся из кресла, а я, ощущая слабую дрожь в коленях, встал со стула. Вгляд Конната Пависа, Глитберга и Онслоу источал такую жгучую нена- висть, что даже Вивиену стало явно не по себе. Он неловко нащупал дверную ручку и едва не запутался в собственных ногах, покидая комнату вслед за мной. Он присвистнул у меня над ухом. - Ты играешь с большими, серьезными ребятами, дружище. На сей раз он провел меня в маленький, роскошно отделанный кабинет с тремя креслами, к счастью, свободными. Он жестом предложил мне сесть в одно из них и налил бренди в дутые бокалы. - Неважно, что они говорят, - промолвил он, - важно, как они гово- рят. - И что не говорят. Он испытующе посмотрел на меня поверх своего бокала. - Ты добился того, что хотел? Я хочу сказать, стоило ли это времени, проведенного под огнем? Я криво улыбнулся. - Думаю, я получил ответ. - Тогда ладно. - Да. Но на вопрос, который не задал. - Я не понимаю тебя. - Боюсь, - медленно проговорил я, - что я усугубил ситуацию. Я крепко заснул в отеле "Глостер", скорее от изнеможения, нежели без- заботно. В спортивном разделе газеты, подсунутой утром под дверь номера, я увидел, что упомянут в списке участников последнего заезда в Таустере как жокей Блокнота. Я втянул воздух сквозь зубы. Мне в голову не пришло попро- сить Уильяма Финча не вносить меня в списки для прессы, а теперь весь мир узнает, где я буду находиться сегодня днем в половине пятого. Если, конеч- но, кто-нибудь даст себе труд поинтересоваться незначительным забегом на второстепенных скачках в день Большого Национального. "Ты будешь в страхе оглядываться через плечо до конца жизни", - сказал Глитберг. В мои планы это не входило. Жизнь станет невыносимой, если я начну бояться собственной тени. Я не стану доверчиво садиться в первую попавшуюся машину "Скорой по- мощи" в Таустере, но я туда поеду и буду скакать. Грань между трусостью и осторожностью показалась мне невероятно тонкой. Джосси, дожидавшаяся у весовой, возбужденно замахала руками. - Привет, - сказала она. - Блокнот на месте, ведет себя с присущим ему достоинством и готов выступить, как всегда, безрезультатно. - Восхитительно. - Инструкции тренера жокею, - сообщила она, - кратки. Держаться на трассе и подальше от неприятностей. Он не хочет, чтобы вы получили травму. - И я тоже, - с чувством согласился я. - Он не хочет, чтобы ка- кое-нибудь происшествие омрачило день, если Ивански выиграет Национальный. - А, - сказал я. - Ваш отец думает, что он выиграет? - Сегодня утром папа улетел на воздушном такси в обычном состоянии полной эйфории, - с нежностью сказала она. - Надежда совершала резкие ко- лебания от уверенности к сомнению. Финч послал в Таустер двух лошадей, вторая из них, Стулери, и явля- лась истинной причиной поездки Джосси. Я помог девушке оседлать Стулери для двухмильной скачки с гандикапом и вместе с ней радовался на трибунах, когда лошадь пришла первой. Скачки Большого Национального начали транслировать по телевидению по всему ипподрому сразу после этого Небольшой пассажирский самолет для частных полетов на малые рассто- яния, в том числе по трассам, не обслуживающимся авиалиниями забега, так что Джосси было чем утешиться, когда Ивански финишировал пятым. - Ну и ладно, - пожала она плечами. - Ничего не поделаешь. Папу неудача огорчит, владельцев неудача огорчит, конюхи напьются с горя, а по- том они все вместе начнут обсуждать перспективы на следующий год. Мы бесцельно прогуливались и в конце концов очутились у входа в бар. - Выпьете что-нибудь? - спросил я. - Это поможет скоротать время. Бар заполнила толпа людей, обсуждавших подробности розыгрыша Большого Национального приза; чтобы пробраться к стойке, нужно было протиснуться сквозь четыре тесных ряда посетителей. - Не будем толкаться, - сказала Джосси. Я согласился. Мы поверну- лись, собираясь уйти, но вдруг из плотной толпы, осаждавшей Стойку, вытяну- лась тонкая рука и крепко схватила меня за запястье. - Что вы хотите заказать? - прокричали сквозь шум. - Меня только что обслужили. Что вы хотите? Скорее! Рука, я заметил, принадлежала Мойре Лонгерман, а рядом с ней стоял, мрачный по обыкновению, Бинни Томкинс. - Джосси? - спросил я. - Фруктовый сок. Грейпфрутовый, если есть. - Два грейпфрутовых сока, - сказал я. Рука выпустила мою кисть и исчезла, вскоре появилась вновь, сжимая стакан. Я взял его, и второй тоже, и наконец Мойра Лонгерман собственной персоной с трудом протолкалась сквозь толпу, высоко поднимая еще два бокала, чтобы драгоценные наперстки влаги случайно не выбили из рук. За ней по пятам поспевал Бинни. - Как замечательно! - воскликнула Мойра. - Я уже давно смотрю на вас издалека. Я пыталась вам дозвониться недели две, а теперь слышу ка- кую-то невероятную историю о том, как вас похитили. Я представил Джосси, которая отнеслась весьма скептически к словам Мойры. - Похитили? - ее брови насмешливо взлетели. - Вас? - Можете смеяться сколько угодно, - скорбно сказал я. Мойра вручила стакан Бинни, а тот едва поблагодарил ее. Невоспитанный тип, решил я. Выглядит странно, если мужчина позволяет женщине расчищать себе путь в такой толчее, чтобы добыть ему выпивку, а особенно, если это владелица лучшей лошади в его конюшне. Платила, конечно, она. - Милочка, - обратилась Мойра Лонгерман к Джосси, - вскоре после того, как Ро выиграл Золотой кубок на моем чудесном Гобелене, ктото украл его прямо с ипподрома. Так ведь?- Она вопрошающе улыбнулась мне, ее голу- бые глаза светились дружелюбием и любопытством. - Точно так, - подтвердил я. Бинни помрачнел еще больше. - Как лошадь? - задал я вопрос. Бинни наградил меня тяжелым взглядом и не ответил, но Мойра Лонгерман была преисполнена энтузиазма и жаждала поделиться новостями. - Я очень хочу, Ро, чтобы отныне именно вы скакали на Гобелене на всех соревнованиях, и, надеюсь, вы согласитесь. Бинни говорит. Гобелен в отличной форме и готов выступать в Аскоте в будущую среду, и я много раз пыталась связаться с вами, чтобы узнать, примите ли вы предложение скакать на нем. - Я уже пригласил другого жокея, - кисло сказал Бинни. - Тогда откажитесь от его услуг, дорогой Бинни. - Под внешним доб- родушием этой оптимистки, похожей на птичку, чувствовалась железная воля, однажды уже обеспечившая мне скачку за Золотой кубок. Мойра, возможно, и уступала Бинни вдвое в физической силе, зато в два раза превосходила его силой ума. - Может, лучше пусть скачет другой жокей... - начали. - Нет-нет, - прервала она меня. - Я хочу, чтобы это делали именно вы, Ро. Никто иной меня не устроит. Я так и сказала Бинни, вполне опреде- ленно, как только вы выиграли Золотой кубок. Теперь, когда вы вернулись це- лый и невредимый, на мою лошадь сядете вы, или я сниму ее с соревнований. - Она с вызовом посмотрела на Бинни, на Джосси и, решительно встряхнув бе- локурой кудрявой головкой, выжидательно повернулась ко мне. - Итак? Что скажете? - Э... - выдавил я, что едва ли прояснило мою позицию. - О, соглашайтесь, - вмешалась Джосси. - Вы должны. Глаза Бинни из-под насупленных бровей метали молнии. Джосси без тени замешательства стойко выдержала удар. - Но он выиграл Золотой кубок, - сказала она. - Вы не можете ут- верждать, что он никуда не годится. - Именно это он и говорит, дорогая. - Мойра Лонгерман лучезарно улыбнулась. - Не странно ли? Бинни сердито пробурчал что-то, разборчиво прозвучало лишь одно слово - "любители". - Я полагаю, Бинни имеет в виду только то, - мило и непринужденно сказала Мойра, - что Ро, как и большинство жокеевлюбителей, всегда изо всех сил стремится выиграть и не поддастся на уговоры не делать этого. Лицо Бинни побагровело. Джосси с трудом удерживалась от смеха. Мойра обратила на меня ясные голубые глаза, словно не вполне осознавая, что ска- зала секунду назад, а мои мысли лихорадочно и беспомощно метались в поисках разумного ответа. - Как большинство жокеев, - нашелся я наконец. - Очень мило с вашей стороны, Ро, - заметила она. - Вы всех счита- ете честными людьми. Я был склонен, как большинство бухгалтеров, считать как раз обратное, но так уж вышло, я никогда особенно не интересовался делами Бинни. Трениро- вать скакуна, подобного Гобелену, само по себе было достаточно выгодно, чтобы не пытаться мухлевать с его результатами. Бинни предпочел сделать вид, будто не понял истинного смысла слов Мойры, как бы не замечая пропасти, разверзшейся у него под ногами. Мойра наградила его недобрым Взглядом, развеяв иллюзии относительно своих возмож- ностей столкнуть его туда. - Дорогой Бинни, - прощебетала она, - я никогда не брошу тренера, который подготовил для меня призера Золотого кубка. Пока он продолжает вы- водить моих лошадей с прекрасным результатом, а я - выбирать, кто на них скачет. Джосси кашлянула, нарушив последовавшее молчание, и сказала Бинни с симпатией: - Надеюсь, вы сделали хорошую ставку в розыгрыше Золотого кубка? Мой отец всегда ставит понемногу на Золотом и Национальном. Просто ужасно, ког- да выигрываешь и одновременно проигрываешь. Папа говорит, в таких случаях чувствуешь себя ослом. Если бы она намеревалась посыпать солью кровоточащие раны Бинни, ей, похоже, не удалось бы сделать это лучше. Мойра Лонгерман довольно хихикну- ла. - Проказница, - сказала она, похлопав Джосси по руке. - Видишь ли, бедный Бинни так мало верил в успех, что не только не поставил на победу, но, как я слышала, к несчастью, сделал ставку на проигрыш. Какая обида. Бедняга Бинни! Выиграть Золотой кубок и в итоге раскошелиться. Искреннее потрясение отразилось на лице Бинни, и я понял, что масшта- бы осведомленности Мойры явились для него тяжелым ударом. - Не стоит волноваться, - мягко сказала Мойра. - Что было, то прошло. И если Ро сядет на Гобелена в следующую среду, все будет прекрасно. Бинни выглядел так, словно не сомневался - все будет далеко не прек- расно. Интересно, Бинни успел уже устроить так, чтобы Гобелен проиграл в среду? Любая лошадь, которая впервые выступает после победы на соревновани- ях за Золотой кубок, идет примерно в равных шансах. Многие букмекеры были бы счастливы узнать наверняка, что им не придется выплачивать крупные сум- мы. Бинни мог подсуетиться и продать желанную информацию, рассудив, что поскольку я исчез, то некому испортить все дело. Бинни ужасно не везло пос- леднее время. Я подумал, что просто не в состоянии взять выходной в среду. Мне стало не по себе при воспоминании о горах незавершенной работы. - Ро? - настаивала Мойра. - Да, - ответил я. - О большем я и не мечтал. - О, вот и славно! - Ее глаза засияли от удовольствия. - Тогда увидимся в Аскоте. Естественно, Бинни позвонит вам, если планы изменятся. Бинни помрачнел. - Расскажите мне все, - потребовала Джосси, когда мы взяли курс на тренерскую трибуну, чтобы посмотреть следующий заезд. - Всю душераздира- ющую сагу о вашем похищении. Я коротко рассказал ей, не вдаваясь в подробности. - Вы имеете в виду, что вас ни с того ни с сего запихнули на корабль и отплыли вместе с вами в Средиземное море? - Совершенно верно. - Как забавно. - Это было довольно неприятно, - мягко пояснил я. - Надо думать. - Она замолчала. - Вы сказали, что бежали. Как вам это удалось? - Прыгнул за борт. Ее губы сочувственно дрогнули. Я сообразил, что с того отчаянного заплыва минуло всего четыре дня. А казалось, будто это происходило в ином мире. Джосси принадлежала реальному, разумному миру, понятному, хотя и не всегда приятному. Рядом с ней я чувствовал себя намного увереннее, рассуди- тельнее - и в большей безопасности. - Как насчет обеда на обратном пути? - предложил я. - У нас две машины, - возразила она. - Нет причин, которые помешали бы им обеим остановиться в одном мес- те. - Справедливо. Она снова была одета в расклешенный наряд, на сей раз мягкого терра- котового оттенка. В ее облике не было ничего приглаженного, нарочитого, но и ничего неопрятного, неряшливого. Серьезная девушка, интересная и любозна- тельная. - На окраине Оксфорда есть приличный паб, - сказал я. - Я поеду за вами. Я вовремя переоделся для скачки, взвесился и передал самое легкое из своих седел старшему конюху из Эксвуда, который сопровождал лошадей на скачки: он дожидался у двери. - Лишний вес? - иронически спросил он. - Четыре фунта. Он возвел глаза к небу, что красноречивее слов выразило его мнение: на скачки с препятствиями для новичков тренерам следует приглашать профес- сиональных жокеев, а не любителей, которые не в состоянии похудеть до деся- ти стоунов шести фунтов. Я не счел нужным упомянуть, что в день розыгрыша Золотого кубка весил на восемь фунтов больше. Когда я подошел к парадному кругу, они с Джосси ждали, в то время как младший конюх кругами водил дос- тойного Блокнота под моим седлом на попоне с номером. Номер тринадцать. Но кто нынче серьезно относится к суевериям? - Он малость брыкается, - с удовлетворением проговорил сопровожда- ющий конюх. - Когда вернетесь домой,-сказала ему Джосси, - пожалуйста, пере- дайте отцу, что на обратном пути я остановлюсь пообедать с Рональдом. Так что пусть не волнуется из-за всяких автомобильных аварий. - Ладно. - Папа всегда поднимает шум по пустякам, - пояснила Джосси. Сопровождающий конюх вновь подарил мне взгляд, не требовавший коммен- тариев: он явно размышлял на тему, собираюсь ли я уложить ее в постель. Очень многие зрители уже отправились по домам, и с парадного круга был хорошо виден непрерывный поток людей, устремившийся к воротам. Наблюдая за ним, я подумал, что мало найдется на свете вещей, деморализующих больше, чем выступление перед тающей зрительской аудиторией. С другой стороны, если вы запороли скачку, чем меньше народа это видело, тем лучше. - "Жокеям сесть в седла", объявили полчаса назад, - сказала Джосси. - Две секунды, - не согласился я. - Я слушал. Сопровождающий конюх подсадил меня. Блокнот сделал попытку взбрык- нуть. - Держитесь подальше от неприятностей, - напутствовала Джосси. - Неприятность подо мной, - отозвался я, чувствуя, что благородное животное опять пытается меня сбросить. Она бессовестно ухмыльнулась. Блокнот рванул прочь, неровными скачка- ми подобрался к старту боком и заставил всех ждать, пока он проделает цир- ковой трюк, присев на задние ноги и молотя передними в воздухе. "Брыкается малость", - с горечью вспомнил я. Он сбросит меня раньше, чем поднимется лента, если я зазеваюсь. Скачка началась, и Блокнот великодушно решил поучаствовать, помчав- шись расхлябанным галопом, с которым сопряжена изрядная тряска и толчки из стороны в сторону. То, как он подошел к первому препятствию, ощутимо поко- лебало доверие к нему наездника, ибо скакун, похоже, собирался перевалить через барьер боком, точно краб. Я не принял мер предосторожности, твердой рукой удержав Блокнота в арьергарде, ибо искренне надеялся, что всегда успею это сделать; поэтому его манера прыгать через барьер по диагонали собрала богатый урожай прокля- тий со стороны других жокеев. Бессмысленно говорить "извините" в самом раз- гаре скачки, особенно если вы - любитель, причем в неважной физической форме, которому следовало бы быть умнее и не позволять сбить себя с толку хорошенькой девушке. Я повернул голову Блокнота прямо, жестоко рванув по- водья, - деятели из Общества охраны животных упали бы в обморок. Он отпла- тил мне, крутанув задом в воздухе и приземлившись одновременно на все четы- ре ноги, под немыслимым углом к ограде. Этот маневр вывел его наконец на последнее место. Блокнот попытался исправить положение и понес меня по прямой перед трибунами. Пока мы боро- лись друг с другом на внешнем круге дистанции в полторы мили, я в полной мере осознал смысл рекомендаций тренера жокею: "Держаться на трассе и дер- жаться подальше от неприятностей". Боже мой! Меня нисколько не удивило, что Блокнот финишировал последним из двад- цати шести участников в Ньюбери. Он стал бы последним из ста двадцати шес- ти, обладай его жокей хоть толикой здравого смысла. Последнее место на Блокноте тоже не гарантировало сохранности, но коли на нем приходилось где-то быть, то держаться последнего места являлось самым разумным. Однако никто не позаботился сообщить об этом лошади. Скаковая дорожка в Таустере уходит под уклон от трибун, вытягивается в прямую линию на дальнем конце дистанции и завершается изнурительным кру- тым подъемом перед последней прямой и финишным столбом. Самые медленные в мире победы одерживались здесь в слякотные дни в конце трехмильных скачек. Но Блокнот помчался с холма на хорошей скорости и неуклюжими рывками, пере- махнул через серию самых удаленных барьеров и только начал терять интерес к происходящему, как столкнулся на обратном пути с резким подъемом. К этому моменту девятнадцать других участников находились далеко впе- реди нас, как и следовало ожидать. Из-за привычки брать препятствия сбоку в стиле "стой-иди" Блокнот терял в каждом прыжке метры, наверстанные на ров- ных участках. Наверное, я слегка расслабился. Он подошел к следующему барьеру со- вершенно неправильно, проигнорировал мои попытки помочь ему, неистово взбрыкнул посреди прыжка и приземлился, ткнувшись мордой в дерн, и все че- тыре копыта догоняли морду. Нельзя утверждать, что последнее приземление разительно отличалось от шести предыдущих, просто оно оказалось самым не- удачным. Когда вас катапультируют из седла на скорости приблизительно тридцати миль в час, перед глазами все мелькает, точно в калейдоскопе. Я увидел, как бешено завертелись, слившись в одно целое, разрозненные картинки - небо, деревья, трава, - и втянул голову в плечи, скорее инстинктивно, чем осоз- нанно. Некоторыми частями тела я чувствительно приложился к покрытой дерном земле, а Блокнот лягнул меня в бедро напоследок. Мир перестал кружиться, и полтонны лошадиного веса не обрушились с сокрушительной силой сверху. Жизнь продолжалась. Я медленно сел, задохнувшись от удара, и увидел зад моего беззаботно удалявшегося подопечного. Ко мне бежал врач "Скорой помощи" в знакомой черной униформе больницы Сент-Джон. Я испытал прилив паники. Условный рефлекс. У него было доброе лицо - совершенно незнакомый мне человек. -Все в порядке, приятель? - спросил он. Я слабо кивнул. - Вы полетели кувырком вниз готовой. - М-м, - я расстегнул шлем и стянул его. Заговорить не получалось. Грудная клетка содрогалась от недостатка воздуха. Он подхватил меня под ру- ку и помог встать сначала на колени, а потом - как только я снова смог ды- шать нормально - на ноги. - Кости целы? Я кивнул. - Гнутся - не ломаются, - весело изрек он. - М-м... Рядом с нами резко притормозил "Лендровер", и ветеринар, сидевший в кабине, сказал, что лошадей, требующих его внимания, нет и потому он готов подбросить Меня к трибунам. - Вы упали, - заметила Джосси, когда после осмотра врача я покинул травмопункт с заключением "практически здоров" и вновь обретенной способ- ностью глубоко дышать. - Факт, - улыбнулся я. Она искоса посмотрела на меня своими огромными глазищами. - Я думала, все жокеи с болезненной чувствительностью относятся к напоминаниям о своем падении, - заметила она. - Только и слышишь болтовню о том, что обычно падает конь, а наездник всего лишь тонет вместе с кораб- лем. - Совершенно верно, - сказал я. - Но Блокнот на самом деле не па- дал, значит, упали вы, - тон ее был высокомерным и насмешливым. - Не спорю. - Нет, вы невозможны. - Она улыбнулась. - Блокнота поймали на со- седнем поле, поэтому, пока вы переодеваетесь, я прогуляюсь в конюшни, дабы убедиться, что он в порядке. Встретимся на автостоянке. - Прекрасно. Я переоделся в обычную одежду, договорился с гардеробщиком перепра- вить мои седла, шлем и прочее снаряжение в Аскот к будущей среде и коротким путем отправился на стоянку. Толпа рассеялась, и только запоздавшие, вроде меня, расходились те- перь по двое и по трое. Автомобили не заполняли стоянку плотными, ровными рядами, как утром. Еще не разобранные машины в беспорядке рассредоточились по всей площадке. Я заглянул в салон "Доломита", посмотрел за спинками передних сиде- ний. Никого. Интересно, что бы я сделал, если бы там кто-нибудь оказался, с содро- ганием подумал я. Без сомнения, со всех ног помчался бы как можно дальше. Я стоял, облокотившись на машину, и дожидался Джосси. Похоже, никто не испы- тывал ни малейшего желания меня похищать. Тихий, весенний субботний вечер в Нортгемптоншире, расслаблявший не хуже выпивки.