Джосси встретила меня на крыльце. Жизнь била в ней ключом. - Папа приглашает вас зайти и выпить, если вы не против. - Она рас- пахнула передо мной дверь и неуверенно посмотрела на меня. - С вами все в порядке? Я имею в виду... Наверное, я не поняла... Я поцеловал ее в губы, мягкие и сладкие. Они пробудили во мне жажду. - С удовольствием, - сказал я. Уильям Финч уже наливал "скотч", когда мы вошли в его гостиную-кабинет. Он с улыбкой поздоровался и протянул бокал. - Похоже, вам это пойдет на пользу, - заметил он. - Говорят, вам здорово досталось. - Я теперь имею представление, каково приходится футбольным мячам. - Я взял бокал, символически поднял тост и попробовал светлый и крепкий напиток отменного качества. - Когда по ним бьют ногами? - уточнила Джосси. Я с улыбкой кивнул и сказал: - Кто-то играет по-крупному. Финч взглянул на меня с любопытством. - Знаете кто? - Не уверен. Пока нет. Джосси стояла рядом с отцом, наливая себе грейпфрутовый сок из ма- ленькой бутылочки. Их семейное сходство бросалось в глаза: оба обладали вы- сокой, хорошо сложенной фигурой, гордой посадкой головы на длинной шее и стремлением переделать жизнь по-своему вместо того, чтобы приспосабливаться к обстоятельствам. Он смотрел на нее с любовью и отцовской гордостью, с от- тенком сдержанного восхищения. И даже свою манеру иронизировать она, похо- же, унаследовала от него. Он снова повернул ко мне седеющую голову и сказал, что, по его мне- нию, полиция со временем разберется во всех проблемах. - Я тоже так считаю, - неопределенно отозвался я. - И я надеюсь, что негодяи много лет просидят за решеткой, - мсти- тельно добавила Джосси. - Что же, вполне возможно, - сказал я. Финч окунул нос в двойной джин с тоником и, вынырнув, вернулся к предмету, интересовавшему его больше всего. Похищения не могли соперничать со скачками. - Моя следующая скачка? - переспросил я. - Между прочим, завтра. Гобелен выступает в Кемптоне. Его изумление едва ли укрепило мою несуществующую уверенность. - Святые небеса! -воскликнул он. - Я хочу сказать, Ро, если откро- венно, разумно ли это? - Совершенно неразумно. - Тогда зачем? - Мне чертовски трудно сказать "нет". Джосси рассмеялась. - Бесхребетный, - вынесла она приговор. Открылась дверь, и появилась темноволосая женщина в длинном черном платье. Казалось, она плавно шествует в ореоле собственного сияния. Радос- тное оживление Джосси померкло, словно догоревший огонек. Финч шагнул нав- стречу гостье с радушной улыбкой, с видом собственника взял ее под руку и подвел ко мне. - Лида, дорогая, это Рональд Бриттен. Ро, Лида Сванн. Ленточный червь, вооруженный крючками, назвала ее Джосси. Ленточный червь имел широкий лоб без единой морщинки, темно-синие глаза и волосы цве- та воронова крыла, гладко зачесанные назад. Когда мы поздоровались за руку, она тепло сжала мои пальцы своими. Густой, сладкий аромат духов посылал те же сигналы, что и ее полная грудь, тончайшая талия, узкие бедра и дразнящая улыбка: чувственная женщина в полном расцвете. И полная противоположность тому, чему отдавал предпочтение я сам, - твердому характеру и чувству юмо- ра. Джосси наблюдала за нашим обменом любезностями с мрачным выражением ли- ца, и мне захотелось подойти и крепко обнять ее. Почему бы и нет, решил я. Высвободившись из знойных тенет Лиды, я преодолел необходимое расстояние, и моя рука настойчиво обвилась вокруг та- лии Джосси. - Нам пора идти, - сказал я. - Чтобы накормить голодающих. Джосси продолжала дуться, пока мы пересекали холл, садились в машину, и еще целых пять минут в пути. - Ненавижу ее, - заявила она. - Этот волнующий, грудной голос... это все наигранное. - Это джин, - сказал я. - Что? - Слишком большое количество джина влияет на голосовые связки. - Вы морочите мне голову. - Кажется, я люблю вас, - сказал я. - Чертовски глупо так гово- рить. - Почему? - Вы не можете любить девушку только потому, что она ненавидит под- ружку отца. - Причина не хуже многих других. Она обратила на меня пытливый взгляд большущих глаз. Я продолжал смотреть прямо перед собой, так как вел машину в темноте по проселочной до- роге. - Сильные мужчины падают к ее ногам, как кегли, - сказала она. - А я слабый. - Бесхребетный. - Она заметно повеселела и наконец отважилась улыб- нуться. - Вы хотите, чтобы я приехала завтра в Кемптон и поддержала вас? - Приезжайте и дайте Мойре Лонгерман двойной бренди, когда я упаду. За обедом она сказала немного озабоченно: - Наверное, вам приходило в голову, что оба последних раза, когда вы выступали, вас заталкивали в темные дыры сразу после скачек? - Приходило, - признался я. - Но неужели вы...хм... ничуточки не боитесь завтрашнего дня? - Я бы очень удивился, если бы история повторилась. - Удивление вам мало поможет. - Верно. - Вы совершенно невыносимы, - вспыхнула она. -Если вы знаете, по- чему вас похитили, отчего бы не сказать мне? - Возможно, я ошибаюсь и хотел бы сначала задать несколько вопросов. - Каких? - Что вы делаете в воскресенье? - Это не вопрос. - Вопрос, - подтвердил я. - Не хотели бы отдохнуть денек на остро- ве Уайт? Меня преследовало чувство вины из-за того, что я опрометчиво согла- сился скакать на Гобелене. Я изо всех сил старался хоть немного поесть, а позже - поспать, когда распрощался с Джосси на пороге ее дома и я вернулся в коттедж. Оба начинания почти не увенчались успехом, так как мой организм упорно сопротивлялся настойчивым попыткам вернуть его в нормальное состо- яние. В субботу утром лицо, взглянувшее на меня из зеркала в ванной комна- те, не внушило бы доверия никому, даже Мойре Лонгерман. - Ты полный кретин, - сказал я вслух, и мое отражение согласилось. Чашка кофе, вареное яйцо и тост на счастье, и я отправился в город искать владельцев заброшенных .складов. Агенты по недвижимости, занятые пе- реговорами с супружеской парой, державшейся за руки, нетерпеливо ответили мне, что уже сообщили всю информацию полиции. - Ну, так сообщите ее и мне, - сказал я. - Вряд ли она является секретной, не правда ли? Бородатый клерк с бледным лицом, к кому я обращался, явно забеспоко- ился и побежал советоваться. Он вернулся с листком бумаги и вручил его мне с брезгливым видом, будто это некий порочащий документ, одно прикосновение к которому пятнает его бессмертную душу. - Мы прекратили деловые отношения с этими людьми, - серьезно сказал он. - Доска с нашим именем не должна быть прикреплена к стене. Я в жизни не встречал человека, кто выражал бы свои мысли таким ка- зенным языком. Но он еще не закончил излагать свою позицию. - Мы бы хотели, чтобы нас не считали причастными к данной ситуации. Я прочитал слова, написанные на бумажке. - Уверен, так оно и есть, - сказал я. - Не скажете ли мне, когда эти люди в последний раз давали о себе знать? Кто-нибудь наводил недавно справки о том, можно ли нанять или использовать склад? - Эти люди, - с неодобрением обронил он, - по-видимому, сдали склад в аренду каким-то армейским снабженцам несколько лет назад, не поста- вив нас в известность и не заплатив причитающееся нам вознаграждение. Ни тогда, ни после мы не получали от них никаких распоряжений относительно пе- редачи склада в аренду и в субаренду. - Огромное спасибо, - поблагодарил я и, ухмыляясь, вышел на улицу. Запись на клочке бумаги, задним числом так возмущавшая агентов, гла- сила: "Нэшнл констракшн (Уессекс) Лимитед", иными словами, складом владели мифические строители, выдуманные Онслоу и Глитбергом. Я забрал из срочной печати увеличенные фотографии с негативов Хилари и прогулялся пешком до нашей конторы. Там стояла тишина, как и всегда по субботам, и кипы необработанных документов немым укором громоздились у меня на столе. Избегая смотреть на них, я позвонил в полицию. - Есть новости? - спросил я, и мне ответили, что никаких. - Вы установили владельца фургона? - поинтересовался я. - Нет, не установили. - Разве на двигателе не было номера? - продолжал я. Номер есть, сказали мне, но он не является подлинным номером именно этого автомобиля, и машина скорее всего проделала долгий путь к складу, по- бывав во многих руках и ремонтных мастерских. - Вы спрашивали мистера Глитберга и мистера Онслоу, как фургон вмес- те со мной очутился в помещении их склада? На другом конце провода воцарилось молчание. - Спрашивали? - повторил я. В полиции поинтересовались, почему я вдруг задаю подобный вопрос. - О, полно, - сказал я. - Я побывал у агентов по недвижимости, как и вы. Мистер Глитберг и мистер Онслоу искренне недоумевали, почему их склад использовали таким странным образом. Что же касается лично их, то они сдали это строение фирме, занимавшейся поставками снаряжения военным, и полиции следует обратиться за объяснениями именно к ней. - Вам удалось найти этих армейских поставщиков? - полюбопытствовал я. До сих пор не удалось, ответили мне. Откашлявшись, полицейский осто- рожно добавил, что мистер Глитберг и мистер Онслоу категорически отрицали, будто держали под замком мистера Бриттена в фургоне на своем складе или где бы то ни было еще, так сказать, из мести за то, что упомянутый мистер Брит- тен сыграл не последнюю роль в их осуждении за мошенничество. - Это их точные слова? - с интересом спросил я. Не совсем. Мне пе- редали самую суть сказанного. Я поблагодарил за информацию и повесил труб- ку. Я предполагал, что полицейские сообщили мне далеко не все из того, что знали, но и я этого не сделал, так что здесь мы были квиты. Личный кабинет Тревора был заперт, как и мой, когда я пришел, но мы оба имели ключи от всех замков в конторе. Правда, я подозревал, что Тревор не пришел бы в восторг, увидев, как я без приглашения роюсь в его шкафу с документами. Но я рассудил: поскольку я все равно имел к ним свободный дос- туп, пока партнер был в отпуске, еще один беглый взгляд нельзя считать не- законным вторжением. Целый час я напряженно изучал кассовые книги и грос- сбухи. А потом снова перепроверил цифры из отчета Денби Креста. На сей раз моя голова работала более менее нормально, но и тогда, в помрачении рассуд- ка, я не ошибся в вычислениях. Не хватало пятидесяти тысяч фунтов из клиен- тского трастового фонда. Я слепо смотрел на гравюру "Дама и господин в эки- паже" и уныло размышляло последствиях. В приемной находился фотокопировальный аппарат, которым каждый будний день энергично пользовались Дебби и Питер. Я потратил еще один час тихого субботнего утра, методично отпечатав отдельный комплект документов лично для себя. Затем я вернул все книги и бумаги туда, откуда их взял, закрыл кабинет Тревора и спустился в архив в цоколе. Досье, которые я искал, найти было нетрудно, но они оказались тощими и не содержали никакой полезной информации: только копии аудиторских актов, далеко не все счета, кассовые и приходные книги, из которых кто-то вырвал половину листов с отчетами. В этом не было ничего необычного. По Закону о предпринимательстве от 1976 года, а также по Закону о налоге на добавленную стоимость документы подобного рода полагалось хранить в течение трех лет; только по истечении трехлетнего срока от них официально разрешалось избавиться, но большинство бухгалтеров все книги возвращало на хранение своим клиентам: как и нам, им просто негде было держать бухгалтерию каждого. Я оставил досье на своих местах, закрыл в офисе все двери, запечатал свою подшивку фотокопий в большой конверт, взял его с собой и, подавленный, поехал в Кемптон-парк. При виде Джосси в знакомой коричневой юбке клеш тучи рассеялись и проглянуло солнце; мы распили грейпфрутовый сок в дружеском согласии. - Отец пригласил мерзкую Лиду, - сообщила она, - так что я приеха- ла сама по себе. - Она живет с вами? - спросил я. - Слава Богу, нет, - одна мысль об этом встревожила ее. - В пяти милях от нас, хотя и пяти тысяч миль было бы мало. - А что думает о ней вечно больная секретарша? - Сэнди? От этого ей становится еще хуже, - Джосси допила последние капли сока, улыбаясь поверх стакана. - В общем, Сэнди была бы ничего, если бы не ее слезливость. И можете сразу выбросить из головы всякие избитые те- ории о дочерях, которые смотрят на отцов как на личную собственность. На самом деле я не против, пусть увлекается красотками. - Он знает, что вы не любите Лиду? - О, конечно, - вздохнула она. - Я сказала ему, что она плотоядная орхидея, а он ответил, что я ничего не понимаю. Конец дискуссии. Смешно, - добавила она, - но только когда я с вами, я в состоянии не плеваться, вспоминая о ней. - Аппендицит отвлекает на время от зубной боли, - заметил я. - Что? - Размышления из недр маленьких белых фургонов. - Довольно часто, - сказала она, - мне кажется, будто вы сумасшед- ший. Она встретила друзей и ушла с ними, а я отправился в весовую переоде- ваться в бриджи, сапоги и красный и белый цвета Мойры Лонгерман. Когда я вышел, набросив куртку на яркий камзол, меня поджидал Бинни Томкинс. - Я хочу поговорить с тобой, - сказал он. - Отлично. Почему бы и нет. Он насупился. - Не здесь. Слишком много народа. Пойдем туда. - Он показал на до- рожку, по которой лошади выезжали с парадного круга на трассу: широкая по- лоса дерна, куда не вторгались любители скачек. - В чем дело? - спросил я, как только мы выбрались из толпы, коль- цом обступившей дверь весовой, и двинулись в заданном направлении. - - Что-то случилось с Гобеленом? Он нетерпеливо покачал головой, как будто я сморозил глупость. -Я хочу, чтобы ты придержал лошадь. Я остановился. "Придержать" лошадь на понятном языке означает поста- раться проиграть. - Нет, - сказал я. - Ну, давай же, еще немного... - Он сделал пару шагов, оглядываясь назад и ожидая, что я последую за ним. - Мне надо поговорить с тобой. Ты должен выслушать. В его поведении, помимо обычной раздражительности и неприветливости, чувствовалось еще что-то. Нечто вроде примитивного страха. Покачав головой, я пошел рядом с ним по траве. - Сколько ты хочешь? - напрямик спросил он. Я снова замер и сказал: - Я этим не занимаюсь. - Знаю, но... Как насчет двух сотен, свободных от налогов? - Ты дурак, Бинни. - Тебе-то хорошо, - яростно сказал он. - Но я потеряю все, если Гобелен выиграет сегодня. Конюшню, средства к существованию - все! - Почему? Бинни дрожал от напряжения. - Я должен кучу денег. - Букмекерам? - спросил я. - Естественно, букмекерам. - Ты дурак, - сказал я бесцветным голосом. - Самодовольный ублюдок, - с бешенством выплюнул он. - Я отдал бы все на свете, чтобы сегодня ты снова сидел в том фургоне, а не путался здесь. Я задумчиво посмотрел на него и заметил: - Гобелен, возможно, не выиграет в любом случае. Никаких гарантий. - Я должен знать заранее, - неосторожно брякнул он. - И если ты предупредишь своего букмекера, что Гобелен не выиграет, он спустит тебя с крючка? - Он простит мне часть долга, - пояснил Бинни, -и не станет торо- пить с оставшейся суммой. - До следующего раза, - возразил я. - Пока ты не увязнешь в тряси- не еще глубже. Взгляд Бинни был обращен внутрь, словно перед ним развертывалась кар- тина безнадежного будущего. И я понял, что он никогда не сделает первого шага, чтобы вновь выбраться на твердую землю. В его случае это означало совсем прекратить играть. - Тренеры могут найти более легкий способ проиграть скачку, - ука- зал я, - чем пытаться подкупить жокея. Он насупился еще больше и стал как две капли воды похож на неандер- тальца. - Мойра платит конюху, который ухаживает за Гобеленом, чтобы парень не спускал с него глаз и докладывал ей обо всем, что происходит. Я не могу его уволить или поручить ему другую лошадь. Если я так поступлю, она гро- зится передать Гобелена другому тренеру. - Я удивляюсь, что она еще его не забрала, - ответил я и подумал, что Мойра сделала бы это немедленно, если бы услышала нашу беседу. - Тебе нужно только плохо провести скачку, - уговаривал он. - "За- жать" лошадь на дальнем конце и по широкой дуге выйти на прямую. - Нет, - сказал я. - Не годится. Похоже, я обладал выдающимся даром доводить людей до белого каления. Бинни был бы счастлив, если бы я замертво свалился у его ног. - Послушай, - сказал я, - мне очень жаль, что ты угодил в такой переплет. Мне искренне жаль, веришь ты или нет. Но я не намерен спешить те- бе на помощь и вызволять, надувая Мойру, лошадь, игроков или самого себя, и хватит об этом. - Ублюдок, - сказал он. Через пять минут, когда я снова окунулся в гущу ипподромной жизни у весовой, чья-то рука тронула меня за локоть и тягучий голос произнес над ухом: - Мой дорогой Ро, каковы твои шансы? Я повернулся с улыбкой и увидел умное лицо Вивиена Иверсона. При све- те дня на ипподроме, где я в свое время впервые встретился с ним, он выгля- дел столь же элегантно и изысканно, как и в клубе "Виват": темнозеленый блейзер в сочетании с серыми клетчатыми брюками, волосы, отливавшие синевой в лучах апрельского солнца. Сдержанная радость в наблюдательных глазах. - В любви, на войне или в картах? - сказал я. - Остаться на свобо- де, приятель. Я прищурился. - Хм, - сказал я. - Сколько бы ты предложил? - Пять к четырем. - Надеюсь, ты ошибаешься, -. сказал я. За шутливой манерой скрыва- лась явная озабоченность. - Прошлой ночью в клубе я чисто случайно услышал, как наш друг Кон- нат Павис разговаривает по телефону. Если откровенно, мой дорогой Ро, после того как было упомянуто твое имя, я в какой-то степени сознательно слушал. - По отводной трубке? - Фу-у, - укоризненно сказал он. - Нет, к сожалению. Я не знаю, с кем он говорил. Но он сказал - его точные слова: "Поскольку речь идет о Бриттене, вы не можете не согласиться, что профилактика надежнее лечения болезни", а чуть позже он добавил: "Если собаки почуяли след, лучше всего посадить их на привязь". - Восхитительно, - невыразительно отозвался я. - Тебе нужен телохранитель? - Предлагаешь свои услуги? Он с улыбкой покачал головой. - Могу нанять для тебя одного. Карате. Пуленепробиваемое стекло. Все необходимое снаряжение. - Полагаю, - задумчиво сказал я, - что всего лишь увеличу страхов- ку. - От похищения? Тебя никто не застрахует. - Принцип взаимозависимости, - объяснил я. - Никто не захочет сталкивать меня с обрыва, если вслед за тем скала неизбежно рухнет на его собственную голову. - Не забудь довести до их сведения, что такая скала существует. - Твои советы стоят океанской парусной яхты. Мойра Лонгерман стояла у парадного круга перед началом заезда, где участвовал Гобелен. Она сверкала голубыми птичьими глазками и без конца поглаживала меня по руке. Ее маленькие тонкие пальчики мягко скользили по ярко-алому рукаву. - Рональд, я знаю, вы ведь постараетесь изо всех сил, сделаете все возможное. - Да, - виновато подтвердил я, разминая вялые мышцы и наблюдая, как под гладкой шкурой перекатывались упругие мускулы Гобелена, когда конюх вел его по кругу. - Я видела, вы только что разговаривали с Бинни, Рональд. - Неужели, Мойра? - Я повернулся и с интересом поглядел ей в лицо. - Да, видела. - Она энергично кивнула. - Я была на трибунах, в ба- ре там, наверху, и смотрела вниз, на паддок. Я видела, как Бинни отвел вас в сторону, чтобы поговорить. Она пристально и проницательно посмотрела на меня. Ее рука плавно поглаживала мой рукав. Она напряженно ждала, надеясь услышать ответ. - Обещаю вам, - просто сказал я, - если я испорчу скачку, это про- изойдет вопреки моему желанию. Она перестала гладить меня, вместо того похлопала по руке и улыбну- лась. - Этого вполне достаточно, Рональд. Бинни стоял в десяти футах от нас, не в силах изобразить даже подобие вежливости, причитающейся владельцу от тренера. Его лицо окаменело, глаза ничего не выражали; его обычная мрачная гримаса превратилась в трагическую маску безграничного отчаяния. Я подумал, что мог и ошибиться, принимая Бин- ни за безобидного дурака. В тот момент в нем чувствовалось нечто такое, от чего по спине побежали мурашки и что навевало мысли об убийстве. Прозвонил колокол, давая сигнал жокеям садиться в седла, и меня под- садил конюх, а не Бинни. - Я не собираюсь относиться ко всему этому слишком серьезно, - мило сказала Мойра в пространство. Бинни не обратил на нее внимания, словно ничего не слышал. Может, так оно и было. Он также не дал мне никаких наставлений, как вести скачку, что меня ни капли не огорчило. Казалось, он полностью погружен в себя и не вос- принимает действительность. Мойра махнула мне рукой, когда я тронул Гобеле- на, и Бинни не пошел вместе с ней к трибунам. Подобное поведение было нес- лыханным даже для него. Сам Гобелен пребывал в превосходном настроении, возбужденно вскидывал голову и выбрасывал коленца в легком галопе, как будто весенняя апрельская лихорадка горячила его кровь. Я вспомнил Челтенхем и стремительный рывок на старте, едва не вывихнувший мне руки, и понял, что мне очень повезет, если Гобелен не понесет меня сразу, от стартовых ворот. На сей раз мне не грози- ло пройти дистанцию последним из-за нерешительности. Но поскольку я был ос- лаблен физически, то мог не справиться с норовистым скакуном и опередить всех на сорок корпусов ко второму препятствию, лишившись таким образом на- дежды сберечь силы для финиша. Гобелен легко гарцевал, пока мы проезжали парадный круг перед трибу- нами, тогда как другие участники забега мерно шагали. Он игриво пританцовы- вал, когда мы легким галопом возвращались на старт, который в трехмильных скачках с препятствиями в Кемптон-парке расположен слева от трибун и на ви- ду у большинства зрителей. Еще одиннадцать наездников кружили на месте, в последний раз проверяя упряжь, поправляя очки и отвечая стартеру, проводившему перекличку по номе- рам. Помощник стартера, подтягивавший подпругу соседнего скакуна, оглянулся через плечо и спросил, в порядке ли моя и не надо ли затянуть и ее тоже. Если бы я не пережил столько неприятностей в последнее время, я бы просто сказал "да", а он подтянул бы пряжку на одну-две дырочки, и я забыл бы об этом. Но после всех драматических событий я был склонен к излишней осторожности. Я вдруг отчетливо представил Бинни, отрешенного и опасного, вспомнил, с каким отчаянием он умолял меня проиграть, и вновь по спине по- бежали мурашки. Я соскользнул с Гобелена, намотав поводья на руку. - Только хочу проверить... - туманно, объяснил я помощнику старте- ра. Он коротко кивнул, бросив взгляд на часы. До начала скачки осталась одна минута, говорило его лицо, так что поторопитесь. Седло было моим собственным. Я знал его досконально - каждый клочок кожи, пряжку, все пятна и царапины. Я тщательно исследовал его дюйм за дюй- мом, осматривая и ощупывая, и не нашел никаких изъянов. Подпруга, стремена, ремни, пряжки - все как и полагалось. Я сам подтянул подпругу, и стартер велел мне садиться на лошадь. До конца жизни, подумал я, ты будешь оглядываться через плечо. Боять- ся собственной тени. Но ощущение опасности не исчезало. - Быстрее, Бриттен. - Да, сэр. Я стоял на земле, глядя, как Гобелен закидывает голову. - Бриттен! Поводья, думал я. Уздечка. Удила. Поводья. Если уздечка порвется, я не смогу управлять скакуном и он не выиграет забег. Многие скачки были про- играны из-за порванной уздечки. Заметить слабое место не составляло особого труда, если приглядеться повнимательнее. Кожаная уздечка пришивается к кольцам на концах мундштука; на моей строчка с правой стороны почти полностью была распорота. Три мили и двадцать препятствий с уздечкой, которая справа едва дер- жится. - Бриттен! Я резко рванул повод, и последние нитки лопнули у меня в руке. Я вы- тащил кожаный ремешок из кольца и помахал свободным концом в воздухе. - Простите, сэр, - сказал я. - Мне нужна новая уздечка. - Что? А, ясно... - Он позвонил по своему телефону в весовую, чтобы немедленно прислали запасную. Прибежал встревоженный конюх Гобелена, чтобы помочь заменить упряжь, и я показал ему, протянув уздечку Бинни, распоротые стежки. - Я не знаю, как это могло получиться, - сказал он с беспокойством. - Я понятия не имел, что она в таком состоянии, честное слово. Я чистил ее вчера вместе со всей сбруей. - Не волнуйтесь, - сказал я. - Вы не виноваты. - Да, но... - Подсадите меня, - перебил я. - И не волнуйтесь. Но конюх и не подумал успокоиться. Хорошие конюхи принимают очень близко к сердцу, если обнаруживается, что они упустили какую-нибудь мелочь, снаряжая свою лошадь. А конюх Гобелена был именно таким, какого заслуживало это прекрасное животное. Бинни, в который раз подумал я, был зоной тоталь- ного бедствия в одном лице, он нес гибель самому себе и всему окружающему. - Равняйтесь, - прокричал стартер, положив руку на рычаг. - Мы за- держались на пять минут. Спустя две секунды Гобелен изо всех сил попытался наверстать упущен- ное, безудержно рванув с места, но благодаря одному-двум столь же горячим соперникам я благополучно удержал его в середине, и на этой позиции мы ос- тавались весь первый круг. Темп скачки не шел ни в какое сравнение с беше- ной скоростью в розыгрыше Золотого кубка, и у меня было время позаботиться о более обыденных вещах: например, как лучше подойти к препятствию и однов- ременно не сойти с дистанции, что являлось дополнительной проблемой в Кем- птоне, где фланговые крылья на подъезде к препятствиям меньше и ниже, чем на других ипподромах, и имеют свойство подавать ненадежным лошадям глупые мысли. На втором круге моя физическая несостоятельность подло и недвусмыс- ленно заявила о себе, и, честно говоря, последнюю милю наездник Гобелена мало помогал лошади, он только мешком сидел в седле, и больше ничего. Одна- ко Гобелен был воистину великим артистом. Похоже, после шумных оваций и ли- кования в паддоке для расседлывания победителей в Челтенхеме, он, как и многие чемпионы, которых чествовали от души, проникся сознанием своего звездного статуса. Взыгравшая в нем непомерная гордыня помогла нам чисто и безошибочно взять три последних барьера и выйти на прямую, и его собствен- ная воля к победе заставляла тянуть шею и удлинять шаг на последнем отрезке перед финишем. Гобелен выиграл скачку, опередив остальных участников на че- тыре корпуса, и это полностью была его заслуга, а не моя. Мойра, обливаясь слезами, поцеловала своего скакуна, расцеловала ме- ня, а также всех без разбора, кто оказался в пределах досягаемости ее поце- луев. Миссис Лонгерман выражала свою радость непосредственно, без стесне- ния, но рядом с ней не было человека, более всех достойного разделить эту радость, - тренера лошади. Бинни Томкинса вообще нигде не было видно. - Шампанское! - громко крикнула мне Мойра. - В баре для владельцев и тренеров. Я кивнул, онемев от волнения и дружеских хлопков по плечу, и протол- кался с седлом в руках через толпу, чтобы взвеситься. Невероятно, ошелом- ленно думал я, потрясающе. Я выиграл еще одно крупное соревнование. Я ни- когда не надеялся на такую удачу. И хотя я понимал, как мало помог делу, даже это не могло умерить моего бурного ликования. Я никогда не найду в се- бе сил оставить скачки, думал я. И в пятьдесят лет я все так же буду сломя голову носиться по кругу в дождь и слякоть в погоне за волшебной мечтой. Наркомания - это не только уколы в вену. В баре Мойра щедро раздавала шампанское и сияющие улыбки и прочно взяла Джосси на буксир. - Ро, дорогой, - обратилась ко мне Мойра, - вы нигде не видели Бинни? - Нет, не видел. - Не странно ли, что уздечка порвалась так не вовремя? - Она с об- манчивым простодушием посмотрела мне в глаза. - Видите ли, я разговаривала с конюхом. - Подобные вещи случаются, - сказал я. - Вы хотите сказать, никто ничего не сможет доказать? - Примерно так. - Но неужели вы ни капельки не сердитесь? Я расплылся в улыбке, сияя от счастья. - Мы выиграли скачку. Какая теперь разница? Она покачала головой. - Это подлая выходка. Отчаяние порой толкает на чудовищные поступки и затмевает разум тех, кто их совершает: люди не понимают, что творят. Они способны на многое. Например, обрезать повод. Или похитить врага. Или принести любую жертву, только бы предотвратить катастрофу. Я отогнал мрачные мысли и выпил за по- беду. Джосси тоже попыталась атаковать меня, когда чуть позже мы неторопли- во шли автомобильной стоянке. - Мойра права? - потребовала она ответа. - Это все Бинни подстро- ил, чтобы вы проиграли? - Скорее всего. - Она считает, вы обязаны сообщить распорядителям. - В этом нем необходимости. - Но почему? - Он запрограммирован на самоуничтожение до конца сезона. - Вы подразумеваете самоубийство? - Вы поняли слишком буквально. Он вылетит в трубу с оглушительным треском, спустив все букмекерам до последнего пенса. - Вы пьяны. Я покачал головой, улыбаясь. - Витаю в облаках от счастья. Это совершенно другое дело. Не хотите составить мне компанию? -Одно дуновение ветра, и вас унесет.
Главная страница 
